Криптозоология — новый подход к исследованию фауны

НАРОДНАЯ АКАДЕМИЯ ЭКОЛОГИИ И
ПРИРОДОПОЛЬЗОВАНИЯ ПРИ ТЕБЕРДИНСКОМ
ЗАПОВЕДНИКЕ

Объединение криптозоологов

М.-Ж. И. Кофман

Теберда—Зеленчук, 1990 г.

 ПРЕДИСЛОВИЕ

профессора В. Е. Флинта.

Автор статьи “Криптозоология — новый подход к исследованию фауны” М.-Ж. И. Кофман — почетный член Международного общества криптозоологии, председатель объединения советских криптозоологов. В своей статье она впервые в нашей печати подробно рассказывает о новой отрасли науки — криптозоологии, обосновывает ее наименование, обрисовывает круг зарубежных ученых (исключительно авторитетные имена, некоторых я знаю лично!), занятых проблемами криптозоологии и, что самое главное, круг ее задач. Это очень важно понять правильно. Ведь речь идет не о мистике, а о вполне конкретных задачах: поиск еще не описанных и неизвестных науке животных, поиск новых точек находки известных уже животных, поиск животных, которые считаются возможно вымершими (так называемый “Черный список” Международного Союза Охраны Природы). Нет сомнения в том, что чем больше людей разных профессий, тем более часто соприкасающихся с природой, тем вероятнее находки, которые ставит своей задачей криптозоология. Список подходящих объектов на территории СССР не так уж мал: хохлатая пеганка, красноногий ибис, чешуйчатый дятел, а из млекопитающих тот же гепард, тот же красный волк, не говоря уже о видах, присутствие которых на территории СССР пока не установлено или не доказано. Взгляните, сколько новых видов млекопитающих и птиц, новых для территории Союза, найдено за последние 20 лет — десятки! А привлекая к направленным поискам широкие массы охотников мы, возможно, расширим спектр неизвестных для нашей территории видов. Я не сторонник посылать экспедицию в поиски Стеллеровой коровы, но, скажем, монгольский емуранчик может быть обнаружен в Туве, а гнездовья длиннохвостного орлана — в Казахстане. А знать своих животных очень и очень нужно! Может и хохлатая пеганка перестанет быть загадкой?

Нужно сказать, что журнал “Охота и охотничье хозяйство” уже неоднократно публиковал заметки криптозоологов (которые и не подозревали, что являются таковыми).

Напомню публикации о голубом баране, об онзе и, наконец, прекрасную статью об арктодусе, гигантском медведе.

Исходя из всего сказанного, я решительно поддерживаю идею о публикации рукописи Ж. И. Кофман.

Доктор биологических наук, профессор В. Е. Флинт.

 ———-

В сентябрьском номере журнала “Охота и охотничье хозяйство” за 1987 год профессор В. Е. Флинт сообщил о “сенсационной находке” неизвестной крупной кошки в Мексике. “Находка онзы — пишет профессор Флинт — свидетельствует о том, что даже в наши дни еще возможны открытия в области чистой фаунистики, о которых мы с присущим нам скепсисом не можем даже думать… Находка онзы является научной сенсацией и заставляет нас более внимательно и осторожно относиться к категории “вымерших животных”. Научный авторитет В. Е. Флинта придает этим мыслям особый вес.

Между тем, открытие онзы произошло не случайно. Оно было предсказано, запланировано и осуществлено методами нового направления в зоологии — криптозоологии — и стало его очередной блестящей победой.

Хотя ее корни уходят в XIX век, криптозоология начала складываться как научное течение с появлением во Франции в 1955 году двухтомного труда доктора зоологии Б. Эйвельманса “По следу неведомых животных”. Огромной документацией (больше 400 источников), подвергнутой тщательной проверке, критическому анализу и различным сопоставлениям автор привлекает внимание зоологов к возможности существования и в наши дни неизвестной науке фауны. “Эра великих зоологических открытий не завершена” гласит вводная глава. Достоянием науки стали те виды, которые поддались обнаружению благодаря своей многочисленности, распространенности, либо особой опасности для человека, либо относительной доступности мест обитания и т. д. Кривая нарастания количества новооткрытых видов (в том числе крупных животных), ритм открытий не замедляющийся и в наши дни, анализ обстоятельств обнаружения новых видов в XIX и XX веках позволяют прогнозировать дальнейшее обогащение фаунистических коллекций.

Однако доступ к этим богатствам требует изменения умонастроений специалистов. “На пороге этого труда, пишет автор, я хотел бы просить своих коллег освободиться от груза предубеждений, предвзятых мнений, покоящихся на привычном мышлении”. Неизвестных животных охраняют не только опасности джунглей, тропических болот и пустынь, не только извечная бедность науки. “Секрет еще не признанных зверей обеспечивает тройная ограда неверия, интеллектуальной лени и высокомерия”. Мы увидим сколько правды в этой горькой фразе.

Огромная зоологическая эрудиция, ясность мысли, логика, гуманность — эти компоненты книги, а она была переведена на 12 языков, кроме русского, привлекли к изложенным к ней идеям обширную научную аудиторию.

Прекрасный перевод обоих томов осуществлен в 1958 г. в Детгизе. Но вместо них вышла тоненькая книжка для детей. Зато их содержание много лет питает различные научно-популярные издания.

Сеть информаторов и корреспондентов автора вскоре охватила весь мир. Для краткости, совокупность представлений и гипотез, связанных с проблемой возможного существования неизвестных, “скрытых” от ведения науки животных, Эйвельманс стал обозначать “криптозоологией”. В научный оборот термин “криптозоология” был введен в 1959 году известным биогеографом, главным инспектором по охране фауны заморских территорий Французской Республики, Л. Бланку в его книге “Охотничья география мира”.

Признание криптозоологии росло. Назревала необходимость в международном организационном и информационном центре.

Международное Общество криптозоологии (МОКЗ) было основано в 1982 году в США под эгидой Смитсонианского Института и Национального Музея естествознания США. В его создании участвовали выдающиеся специалисты многих стран: французский академик Т. Моно, ихтиолог; профессора: А. Капар, морской биолог, директор Королевского Института естествознания Бельгии; И. Крумбигель, маммолог и эколог, директор Дрезденского зоопарка, опытный полевик, открывший два вида обезьян и описавший волка Анд; Дж. Цуг, герпетолог, руководитель отдела позвоночных Смитсонианского Института; П. Леблон, известный в СССР и на Кубе океанолог, член Королевского Общества Канады; палеонтологи Ф. Жанвье и Э. Бюфто из Парижского Университета; крупнейшие антропологи — Карлстон Кун, Ф. Тобиас, зав. кафедрой Йоганесбурского Университета, один из открывателей австралопитеков Стеркфонтейна; Дж. Нейпир, описавший вместе с Ф. Тобиасом и Л. Лики знаменитого “человека умелого” из Олдувая; сэр Питер Скотт, председатель Международного Союза Охраны Природы и многие другие ученые, пользующиеся всеобщим признанием. Доктор Б. Эйвельманс был единодушно признан председателем Международного Общества криптозоологов.

Автор этих строк имела честь быть избранной почетным членом МОКЗ при его основании.

Международное признание Обществу криптозоологов пришло в 1985 г., когда в рамках третьего Международного Конгресса систематики и эволюционной биологии состоялся симпозиум по криптозоологии: “Поиск животных неизвестных или считающихся вымершими”, где выступил, в частности, упомянутый профессором Флинтом эксперт МПСО по кошкам доктор X. Хеммер с обстоятельным докладом об онзе — за полгода до ее открытия!

Международное Общество криптозоологов издает междисциплинарный журнал, отражающий широкий спектр фундаментальных интересов криптозоологии (генетика, палеонтология, этнография и т. д.), результаты полевых исследований, дискуссионные проблемы. Издается также ежеквартальный бюллетень с текущей информацией.

Здесь придется остановиться на этимологии слова “криптозоология”, давшей повод для его превратного толкования несведущими лицами как “тайная” или даже “оккультная” зоология.

Прилагаемое “криптос” ни в древнегреческом, ни в современных языках никогда не носило в себе понятие оккультности, тем более мракобесия. Оно просто означает “скрытый”, “невидимый”. Поэтому грамматическая приставка “криптос” широко используется биологической, зоологической, палеонтологической терминологиями для обозначения плохо заметных анатомических черт или скрыто протекающих процессов.

Медики знают, сколь трудно распознать криптотуберкулез, криптолейкемию, криптоглиомы, криптогенные инфекции и еще десятка два заболеваний, скрытная природа которых обозначается префиксом “крипто”. Криптобиоз, криптомитоз, криптомерия, криптоплазма и множество других криптоявлений составляют предмет биологических исследований.

Особенно щедро раздают префикс “скрытый” именно зоологи. Он характеризует целые отряды, например, криптобранхиды — скрытожаберные, объединяющие два семейства амфибий; криптодиры — насчитывающие 150 видов скрытношейных черепах, т. е. все наземные черепахи мира, семейства (криптофагиды—скрытноеды, криптогонимиды), десятки родов (криптоцефалы — скрытноглавы, криптоцераты — скрытноусые, крипторинхусы — скрытнохоботники и т. д. и т. п.).

Напомним также, что десятки тысяч растений, папоротники, мхи, грибы, водоросли — криптогамы.

Термин “криптозоология” признан и принят мировой научной общественностью и, разумеется, означает не “тайная зоология”, а “наука о скрытых животных”, на том же основании, на каком слово “палеозоология” означает не “древняя зоология”, а “наука о древних животных”.

Было замечено некоторое родство не только терминологическое, между криптозоологией и палеонтологией. Обе науки преследуют розыск неизвестной фауны для которой обычны:

скрытность — в глубинах земли для одной, в ее просторах для другой;

исключительность условий, требующихся и для фоссилизации и для сохранения живыми реликтов далеких времен;

фрагментарность документации, служащей для воссоздания облика предполагаемых видов, мертвых и живых.

Но зоолог властен, в отличие от своего собрата, активно воздействовать на процесс открытия своих объектов, не дожидаясь счастливой случайности. Для этого ему надлежит пересмотреть некоторые традиционные взгляды, к чему и приглашает его криптозоология.

Оно покажется удивительным, но большинство значительных зоологических открытий нашего века произошло без участия самих зоологов.

Самая крупная из человекообразных обезьян, огромная горная горилла, открыта немецким капитаном фон Беринге в 1901 году. Самый крупный из носорогов, белый носорог, второе по величине наземное животное после слона — один его рог достигает полутора метров — открыт двумя английскими офицерами в 1902 году. Самый крупный из кабанов, гигантский лесной кабан, открыт в 1904 году британским капитаном Мейнертцхайгеном. Королевский гепард (“леопард-гиена” туземцев, которым, разумеется, не верили) открыт майором А. Купером в 1926 году. Бамбуковый медведь описан священником Давидом по шкуре в 1889 году. Живым его впервые доставила ученым, семьдесят лет спустя, в 1937 году, Рута Харкнесс, самоотверженно продолжившая, одна в джунглях, поиск, отнявший жизнь ее мужа. Самый крупный из диких быков, купрей, открыт ветеринарным врачом Совель в 1937 году. Самый крупный из ящеров, знаменитый “дракон” из Комодо, открыт в 1912 году гражданским администратором соседнего острова, ван Стейном ван Хенсбруком — он поверил туземцам и рассказу летчика, которого считали лгуном. Окапи, уникальный род жирафовых, сохранившийся неизменным с миоцена, открыт губернатором Уганды, сэром Гарри Джонстоном.

Чем объяснить столь странную закономерность? Ответ, на мой взгляд, следует искать в исторической обстановке зарождения зоологии.

Зоология возникла на стыке двух эпох. К середине XVIII века Европа завершила свое открытие мира, принесшее ей за два столетия фантастическую жатву невиданных чудес природы всех континентов. Завершилась и историческая эра. На смену восторженным взлетам, страстям, потрясениям и иллюзиям Великой французской революции и наполеоновским ураганам шел век девятнадцатый — расчетливый, реакционный, серый, самодовольный. Европе восторжествовавшей посредственности предстояло деловито распорядиться открытыми мирами — в том, что они принадлежат ей, она не сомневалась. Планета уже не таила загадок и представлялась исключительно источником барыша. Огромные коллекции растений, минералов, зверей, птиц явно исчерпали творческую фантазию природы и уже не могли пополниться — это казалось очевидным. “Вряд ли отныне существует вероятность открытия новых видов млекопитающих” возвещал в 1814 г. величайший авторитет в науке, создатель палеонтологии и сравнительной анатомии Жорж Кювье.

На очереди стояли инвентаризация, систематизация накопленных богатств. Эта задача уже была не под силу натуралистам — универсалам прежней формации, вопреки их энциклопедическим знаниям. И в конце XVIII века начинается обособление от всеохватывающего ствола “естествознания” специализирующихся дисциплин: ботаники, зоологии, геологии. Первая кафедра зоологии создается в Париже в 1793 году. Идеи трансформизма уже где-то витают, но наука по-прежнему покоится на фундаменте креационизма и прочной неизменности видов.

Таким образом, зоология и по своему назначению, и по духу, складывается как наука формальная, описательная, к тому же в эпоху догматизма и прагматизма.

Складывается и тип зоолога — кабинетного ученого-морфолога, для удовлетворения интересов которого достаточно пространства его лаборатории.

Немалую роль в формализации зоологической мысли неожиданно сыграл совершенно необходимый Международный кодекс зоологической номенклатуры. В руках схоластов он обернулся отлучением от науки животных, не отвечающих всем условиям регистрации. В итоге, животное, не удостоенное номенклатурного звания для зоолога просто не существует.

Добавим к этому двойное пренебрежение, чтобы не сказать брезгливость, чопорного представителя ученого сословия и белой расы к малограмотному крестьянину-соотечественнику, тем паче к “дикарю”, к “макаке”.

Можно ли было ожидать от зоолога XIX века — начала XX века иного отношения, чем презрительное пожатие плечами, к слухам о неизвестных ему животных?

К сожалению, этот склад мышления остается уделом значительной части естествоиспытателей. “Вряд ли могут быть правдоподобны показания безграмотных монахов-лам, суеверных охотников, богобоязненных кочевников-скотоводов”. Сколько презрения к скромным людям в этом высказывании (вспомним “научное высокомерие” осуждаемое Эйвельмансом). Между тем это написал не южноамериканский чиновник, а советский географ о жителях целого края: ему не понравилось, что они рассказывают о животном, ему не известном.

Следовало бы помнить, между тем, что ни одно зоологическое открытие не совершалось — и не может совершиться — без сведений, знаний и опыта местных народов. Ибо, если исключить виды, требующие для своего обнаружения специальное техническое вооружение (мельчайшие организмы, обитатели подземных или водных глубин и т.п.), нет зверей которых бы не знали местные жители.

В течение тех 15 лет, когда ихтиологи всего мира уничтожающе высмеивали профессора Дж. Смита, (химика!) осмелившегося предположить существование кистеперой рыбы, уверенно считающейся вымершей 70 миллионов лет назад — с ним перестали здороваться знакомые и сотрудники — в эти самые годы худа не ведающие жители Коморских островов продолжали добывать эту огромную рыбу вековым способом — крючковой снастью (!) — извлекая из нее, кроме традиционных блюд, еще одну пользу: ее чешуя оказалась незаменимой для ремонта велосипедных камер… В то время как отрицалось существование окапи, туземные солдаты бельгийских фортов в конголезских лесах на глазах своих офицеров ели этих животных, а из кожи изготавливали портупеи и патронташи. Само открытие совершилось только благодаря пигмеям. Губернатор Джонстон, упомянутый выше, как-то отбил группу пигмеев у немецкого авантюриста, собиравшегося их продать в Европе, и для их полной безопасности лично отвел их в родные леса. Благодарные маленькие люди, разгадав его интерес, моментально раздобыли шкуру окапи, которую Джонстон отослал в Лондон. В одном он не поверил пигмеям: когда они показали ему след раздвоенных копыт животного, ведь он полагал, что окапи — род зебры. Это недоверие стоило большого конфуза европейским ученым, первоначально назвавшим новооткрытое жирафоподобное парнокопытное “лошадью Джонстона”…

“Неизвестное” животное, это, как правило, животное хорошо знакомое сотням, тысячам людей, порой целым народам, но неведомое ученым. Следовало бы, впрочем, уточнить: европейским ученым.

С обезоруживающей откровенностью это признает профессор А. Г. Банников в статье о диком верблюде (“Природа”, 1975, 12): “О существовании дикого верблюда знали еще из древних китайских летописей (подчеркнуто мною ¾ Ж. К.), из рассказов Марко Поло и более поздних описаний пустыни Гоби. Однако, дикий верблюд оставался легендарным животным — ученые его не видели! (подчеркнуто мною — Ж. К.)”. И опять добавим: европейские ученые, ибо их китайские, тибетские, монгольские коллеги знали и описали “хавтагея” и его биологию за столетия до того, как Пржевальский привез его шкуру, купленную на Лобнорском базаре. Или ученым может считаться только европеец?

Чепрачный тапир, “открытый” французским зоологом Диардом в 1819 г. за два тысячелетия до этого, под названием “мэ”, подробно описан в двух китайских словарях и в трактате о природе. Его изображения можно найти в более поздних китайских и японских источниках и даже в книжечках для детей.

Тот же бамбуковый медведь описан как “бей-шунг” (“медведь с белой шкурой”) в 621 году в китайских трудах эпохи первого императора династии Тан.

Когда Б. Хадсон привез из Ассама в 1850 году шкуру огромного барана, которого нарекли будоркасом, он всего лишь познакомил Запад с хорошо известным индусам такином.

Прелестная жирафовая газель, очаровавшая Европу в 1878 году, была известна в Африке с незапамятных времен: она изображена в египетских наскальных рисунках пятитысячелетней давности. Как, впрочем, и окапи.

Этот список не имеет границ: европейцы не открыли ни одного животного, которого не знали бы местные народы.

Между тем, сегодня, как и прежде, слышатся рассказы о не классифицированных животных. И по-прежнему, слишком частым ответом на них является глумление и оскорбления.

Весь опыт прошедших полутора веков вопиет о том, что подобная позиция — ретроградная сама по себе, ибо она идет против самой природы, искательной, науки — в наши дни может стать роковой для последних редчайших видов Земли. Нам уже не отмерена роскошь столетий, которыми располагали прежние искатели. Планета стала иной. Если не принять срочных мер к розыску и охране ряда малочисленных видов, они исчезнут до своего “официального” признания.

В их спасении криптозоология и видит, кроме расширения горизонтов естествознания, конечный смысл своего существования.

Спору нет. Без острокритической настороженности наука не мыслится, бдительность и скептицизм — непременные опоры ищущего истину. Но они не должны быть доведены до абсурда и переходить в тупое отрицание.

Да, отправной точкой для поиска неизвестного животного чаще всего бывают рассказы, если угодно — слухи. Но для проверки их достоверности существует обширный арсенал возможностей. Прежде всего оценке подвергается содержание рассказов, его повторяемость, анатомическая, биологическая, этологическая правдоподобность описываемого вида, его соответствие биотопу, наконец, сама личность рассказчиков. Для дальнейшего обоснования своих подозрений криптозоолог обращается к широкому кругу источников: геологическое прошлое региона, его палеонтологическая летопись, история формирования его фауны; описания античных авторов, средневековых и более поздних времен путешественников, купцов, естествоиспытателей, миссионеров; летописи, архивы гражданской, церковной администрации, морских ведомств; рапорты командиров гарнизонов, отрядов; археологические данные, предметы искусства, фольклор; данные лингвистики, топонимика. Зачастую применяются методы криминалистики: опрос свидетелей, составление “портрета-робота” животного, снятие отпечатков его конечностей и другие приемы.

Великолепно проведенная операция открытия онзы, использовав почти все элементы этого арсенала, доказала его эффективность и перспективы, которые он открывает.

Ее поучительные перипетии составляют поистине детективный сюжет для отдельного очерка. Скажу коротко, что они включают все классические эпизоды криптозоологической эпопеи: здесь и одинокий энтузиаст-искатель (“тронутый криптозоологическим зудом”, как выражается один профессор), посвятивший все свои скромные средства и 35 лет жизни поискам онзы, и профессиональный охотник, застреливший экземпляр в 1938 году, но получивший в ответ на свои сигналы зоологам лишь публичные оскорбительные насмешки. Им посчастливилось — в 1984 году о них узнало МОКЗ и включило свои мощности:

— статистику: среди 1700 черепов пум музейных коллекций с помощью компьютеров разыскали один, совершенно необычный, он происходил из указанного района Мексики;

— исторические архивы: первое описание онзы сделал в 1519 году один из спутников Фернанда Кортеса; они ее рассматривали в зоопарке короля ацтеков Монтезумы. Другие описания датируются XVII, XVIII и XIX веками;

— лингвистику: в староиспанском языке “онза” означает не барс, как полагали, а гепард;

— палеонтологию: описания очень редко встречаемой онзы, собранные одиноким искателем Р. Маршалом, соотносятся с ископаемым скелетом гепарда, обитавшего на американском континенте 100000 лет назад.

Все эти данные позволили доктору X. Хаммеру, как я писала выше, представить международному конгрессу систематическое положение онзы уже в июле 1985 года. В октябре того же года в Мексику выехали ученый секретарь МОКЗ Р. Гринуэлл и 70-летний Маршалл. Они обследовали ряд биотопов, нашли еще один череп, а, главное, просили местных жителей срочно оповестить их в случае наблюдения зверя. Ровно через два месяца “легендарная” онза, четыреста лет скрывавшаяся от ученых, была им доставлена стараниями простых крестьян…

“Из туманного царства криптозоологии, пишет Гринуэлл, онза перешла в более солидный мир систематической зоологии”.

В этот “солидный” мир перешли, с того момента, когда доктор Эйвельманс писал свои пророческие строки: 10 видов и родов змей, в том числе 3 вида питонов достигающих 3—4 метра, десятки видов ящериц, черепах и земноводных, странная огромная акула, для которой пришлось создавать новое семейство, несколько видов морских млекопитающих, в том числе 6-метровый ремнезуб Хаббса и, наконец, 11 видов и родов наземных млекопитающих, и не малых. Среди последних 4 новые обезьяны, горная антилопа, два оленя, новый род пекари — самый крупный из известных. Кроме онзы, обнаружена еще одна кошка, меньших размеров, но где! — на одном из японских островов.

Даже при беглом осмотре дневников, переписки, некоторых работ русских естествоиспытателей обнаруживаются очень любопытные сведения, не появившиеся в их академические труды в силу незавершенности исследования. Но для криптозоолога небезразличны единичные наблюдения неизвестных животных, сделанные лично профессором К. Сатуниным ¾ классиком зоологии Кавказа, Н. А. Байковым — великолепным знатоком фауны Маньчжурии, В. К. Арсеньевым — известным исследователем Дальнего Востока, или сведения собранные академиком П. П. Сушкиным, крупным путешественником П. К. Козловым. Попутно назовем и Ивана Тургенева, знатного охотника. Они подтверждают напрашивающиеся предположения: если вчера нашли неведомых крупных хищников в Японии и в Мексике, не может статься, чтобы наша огромная страна, покрывающая одну шестую часть всей суши и вмещающая все мыслимые географические ландшафты и климатические регионы, не таила в своих безграничных лесах, пустынях, болотах и горах неведомых животных. Не говоря о тех, о которых Красная книга лаконично сообщает: “биология вида не изучена” или “вероятно, исчез с территории страны”.

Хотя подобные специальные поиски не ведутся у нас, время от времени и здесь вспыхивают сенсации. За последние годы в СССР открыты несколько очень интересных пресмыкающихся, уникальная пещерная рыба. Самое же удивительное событие — случайное открытие геологом В. Дроновым в горах Таджикистана неизвестного в СССР крупного млекопитающего — так называемого голубого барана. А ведь сигналы о неизвестном копытном поступали к зоологам уже давно.

Немногим более года назад в Советском Союзе на общественных началах создано первое национальное объединение криптозоологов. Его целью является выявление на территории страны видов, входящих в понятие криптозоо-логических, то есть:

— неизвестных научным кругам;
— известных по другим регионам мира, но не в СССР;
— известных, но считающихся вымершими.

Объединение криптозоологов собирает, систематизирует, анализирует всю информацию о редких, необычных животных, поступающую из всех возможных источников.

Совершенно очевидно, что первоначальным источником чаще всего являются рассказы очевидцев. Без широкой сети информаторов получить представление о предлагаемой неописанной фауне невозможно.

И совершенно очевидно, что первыми поставщиками подобной информации могут стать представители той части населения, жизнь которой тесно связана с природой: животноводы, охотники, работники заповедников, лесники, объездчики, рыболовы — весь замечательный контингент людей, умеющих наблюдать и понимать природу. Их знания, их опыт и поддержка неоценимы.

Именно благодаря нашим связям с колхозниками, егерями, сельскими интеллигентами разных районов страны, мы уже обладаем рядом сведений, которые могут лечь в основу важных исследований.

Один пример: гепард. Красная книга СССР сообщает: “Вид, видимо, исчезнувший с территории СССР… Очень мало надежды на сохранение единичных особей”. Известно, что под руководством профессора В. Флинта предпринимается попытка взамен угасшему виду акклиматизировать в Средней Азии африканского гепарда. Но известно также, что популяции этого вида на обширных ареалах Африки сами в большой опасности — генетической: многовековой инбридинг привел к их биологической неполноценности и экологической ранимости.

Между тем, мы располагаем достоверными сведениями о наличии, по крайней мере, четырех гепардов в Восточном Прикаспии — двух в Красноводском районе, двух на Мангышлаке (последнее наблюдение — весной 1988 года). Скрещивание нашего гепарда с африканским могло бы привести к спасению обоих видов.

Другой пример: чем объяснить упорные слухи о каких-то крупных ящерах, бытующие в географических районах весьма отдаленных друг от друга. “Это не крокодил — говорят очевидцы — но мы не знаем, как его назвать по-русски” Между тем, в каждом из языков тех регионов существует название для этого животного.

Не менее постоянны сведения об очень крупных змеях типа удавов. Они поступают из южных районов страны, из всех республик Средней Азии, Закавказья и даже Северного Кавказа. И в этом случае каждый язык располагает словом для обозначения этой огромной змеи. В Карачае, например, где описываются встречи и в последние годы, она называется “сальубек”, в Кабарде — “бляшхо”.

Глумиться над рассказчиком, разумеется, проще, чем попытаться понять, почему он так говорит. Более уместно, например, вспомнить, что в далеком прошлом Кавказ был тропическим островом, затем, полуостровом и давал приют богатой теплолюбивой фауне (слоны, носороги, обезьяны, жирафы, верблюды, страусы), часть которой сохранилась до исторических времен и даже до наших дней (львы, тигры, гепард, гиена и др.).

Мы обращаемся ко всем советским людям и, в частности, к жителям Карачаево-Черкесской автономной области и сопредельных территорий с большой просьбой сообщать обо всех странных необъяснимых следах, отпечатках, рассказах, наблюдениях. Мы готовы принимать сведения о самых разнообразных животных. У нас есть хорошее оружие для первичной оценки поступающих материалов — биологическая статистика.

Похожие записи:

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован.

Можно использовать следующие HTML-теги и атрибуты:

Продвижение сайта — SeoTemple.ru